Малявко тоже услышал вой сирены. Никто из них даже не предполагал, что это была пожарная сирена — машина выехала на пожар, возникший после взрыва на Малой Бронной.
— Быстро уходим, — приказал Малявко. — Быстрее.
— Нашли пленку? — спросил Юрлов. — Нет. Черт с ней, быстрее уходим.
Бондаренко выбежал из квартиры. Увидев Римму, Державшуюся за перила, он ринулся к ней.
— Убью!
— Стой! — закричал Малявко. — Милиция во дворе.
Но Бондаренко было трудно остановить. Он рванулся к Римме и успел схватить ее за руку.
— Пусти! — крикнула она. — Пусти, негодяй!
— Уходим! — закричал Малявко, сбегая вниз по лестнице. За ним поспешил Юрлов. Хотя вой сирены прекратился, они спешили вниз. Бондаренко схватил Римму за волосы и изо всех сил ударил ее головой о стенку.
— Сука, — рявкнул он напоследок и побежал за остальными.
Римма почувствовала, как все закружилось перед глазами. Еще мгновение — и она упала на лестницу.
Трое бандитов выбежали во двор. Не обнаружив сотрудников милиции, они быстро сели в свою машину.
— Трогай! — крикнул Малявко, когда Юрлов замешкался.
Через секунду машина вылетела со двора. Только несколько минут спустя они пришли в себя.
— Зачем побежали? — спросил Бондаренко. — Почему этой стерве поверили?
— Она бы одна не пришла, — тяжело дыша, ответил Малявко. — Наверное, вызвала милицию и хотела нас задержать. На испуг взять.
— Я ее тоже на испуг взял. Башку пробил, — усмехнулся Бондаренко.
— Точно пробил?
— Точно. Если даже память не отшибло, то месяца два в больнице поваляется, это я обещаю.
— Молодец, — обрадовался Малявко. — Значит, так… Рассказываем шефу, что Кокшенов в больнице, ничего не знает. А эту журналистку мы прибили. Она тяжело раненная, и неизвестно, вообще выживет ли. А магнитофон не нашли, потому что пленку случайно стер друг Кокшенова. Все понятно? Не перепутайте.
— А если узнает? — спросил Юрлов.
— Не узнает. Нам только один день продержаться нужно. До завтра. А послезавтра пусть узнает. Нас уже в Москве не будет, сам знаешь…
— Смотри, — сказал Юрлов, — тебе решать. Я — человек маленький.
— Правильно. Я и решу. Ты лучше следи за дорогой. А то еще попадем в аварию.
Через полчаса они уже были на даче у Тетеринцева. Малявко в нескольких словах доложил о случившемся.
— Кокшенов лежит в палате, счастливый и довольный, что мы не возбуждаем против него уголовного дела. Он помнит, что первый начал драку. Я вернул ему его сумку, и у него нет никаких претензий. Про магнитофон он даже не вспомнил.
Оказывается, он оставил его у своего друга — фотокорреспондента «Коммерц-журнала» Федора Беззубика. И тот стер всю запись. Я сам проверил, лично. Вся запись стерта. А журналистку, которая наш разговор подслушала, мы нашли. Витя ей все мозги об стенку выбил. Даже если выживет, то ничего помнить не будет.
— Хорошо, — кивнул Тетеринцев. — Один раз в жизни все сделали толково.
Молодцы.
Он прошел в другую комнату, где сидел Ветров, слышавший их разговор.
— Все слышал? — спросил Тетеринцев. — Теперь можете не дергаться. Никто до послезавтра ничего не узнает. А потом уже не так страшно.
— Не верю я твоим подонкам, — проворчал Ветров. — Привезли бы стертую пленку и показали.
— Зачем она нам? — удивился Тетеринцев.
— Да, ладно. Действительно, не нужна. Посмотрим, как завтра будет.
— Хорошо будет, — воодушевился Тетеринцев. — Вы все здорово придумали.
Особенно насчет брата этого парня. Представляю, что напишут в газетах. А ваши черномазые сработали сегодня здорово. Такой взрыв бабахнул, во всех соседних домах стекла повылетали. Пусть теперь наш мэр попробует сказать, что хочет стать Президентом. Его родственники погибших на куски разорвут.
— Может, и не разорвут, — поморщился Ветров. — Народ у нас не злопамятный, отходчивый. Вдруг захотят избрать. Вот когда послезавтра он детишек перебьет, вот тогда все, крышка ему. Он и мэром города не останется. Не то что Президентом. Его даже в дворники никто не возьмет.
— Здорово придумано, — ухмыльнулся Тетеринцев. — Если все получится…
— Это от нас с тобой зависит, чтобы получилось, — напомнил Ветров. — Самое главное завтра, чтобы человек Ахмада вовремя свою бомбу взорвал. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Я сейчас поеду к нему, объясню все его остолопам.
— Сам поедешь? — не поверил Тетеринцев.
— Конечно, сам, — усмехнулся Ветров. — Я такие дела никому не доверяю.
Только вдвоем с Антоном и ездим. Сам всегда довожу до конца порученное мне дело. И потом… они все равно никому и ничего не станут рассказывать. Если все пройдет в Воронеже как нужно, тогда мы и здесь сумеем все нормально провести. И ты вообще сможешь отсюда уехать. Зачем тебе оставаться депутатом? Будешь жить где-нибудь на своем острове. Или хочешь еще стать министром?
— Хочу, — сказал Тетеринцев. — Чем я хуже других?..
— Ну-ну, — усмехнулся Ветров. — Там поглядим. Ты завтра все снаряжение лично проверь. Чтобы все было путем. Сам понимаешь, завтра последний день.
Решающий.
Ночью он приехал к себе с той самой высокой девушкой, с которой отплясывал рок-н-ролл. Девушка была явно польщена вниманием взрослого мужчины, который привез ее в свою большую квартиру. Узнав, что он живет один, она еще больше обрадовалась и сразу отправилась в ванную комнату. Он остался сидеть на диване, чувствуя себя уставшим и пожилым человеком. Девушка еще не вышла из ванной, а ему уже стало смешно. Действительно глупо, думал он. Привозить домой эту девочку, которой едва исполнилось девятнадцать. Да еще и ждать, пока она выйдет из ванной, чтобы потом как-то произвести на нее впечатление. Ему показалась пошлой сама их встреча с налетом какой-то неискренности.