Говорят, достаточно опытный следователь, работает в органах прокуратуры больше двадцати лет. Но, увы, пока никаких результатов.
— Понятно. Кто вам дал мой телефон?
— Это так принципиально? — нахмурился главный редактор.
— Да, я должен знать, через кого вы на меня вышли. Возможно, это повлияет на мое согласие или несогласие с вами сотрудничать.
— Через сотрудников службы внешней разведки, — нехотя признался Сорокин, — один из них вспомнил про бывшего сотрудника их ведомства, он и дал ваш телефон.
— Фамилию сотрудника вы помните?
— Это была конфиденциальная информация. Я не имею права ничего говорить.
— Но кто конкретно дал вам мой телефон — вы можете сказать?
— Его фамилии я не знаю. С ним связывался наш сотрудник. Только имя-отчество — Владимир Владимирович.
— Достаточно. Я все понял.
— Вы не согласны? — встревожился Сорокин.
— Наоборот. Это имя — гарантия от возможных провокаций. В наше время никто не застрахован от любых неожиданностей. Я согласен.
— В таком случае назовите ваш гонорар, — сказал главный, испытующе глядя на Дронго.
— Сто тысяч долларов. Из них четверть суммы вперед, независимо от исхода расследования. Деньги мне нужны для расследования.
— Не много ли? — усомнился главный.
— По-моему, даже мало, учитывая объем работы. Я думаю, если бы к вам обратились с предложением дать информацию по убийству Звонарева за такие деньги, вы бы моментально согласились. Или нет?
— Я согласен, — кивнул главный редактор, — куда привезти деньги?
— Это не самое главное. Деньги передадите, когда я приеду к вам в редакцию. Кстати, давайте что-нибудь закажем, а то официант уже смотрит на нас волком. И, между прочим, сегодня угощаю я. Что вы любите больше — рыбу или мясо?
— Мне все равно, — пожал плечами Сорокин.
Дронго поднял руку, подзывая официанта. Быстро сделав заказ, он отпустил парня. Сорокин посмотрел в глаза этому непонятному для него человеку:
— Насчет гарантий я, конечно, могу не спрашивать?
— Вот именно. У меня не страховая контора, и я не всемогущ. Я могу потерпеть поражение, могу ничего не найти. Но моя репутация заставит меня работать куда интенсивнее, чем трудились бы на вас десяток сыщиков. У каждого своя профессиональная гордость.
— Какие же сроки? — спросил главный редактор.
— Это вы должны назвать. Только по возможности реалистические. Если вы дадите мне три дня, как в старых сказках, это и будет сказкой. Если год, то это несерьезно. Я думаю, месяц или два срок вполне достаточный. Возможно, смогу уложиться и в меньший срок.
— Хорошо, — Сорокин взял стаканчик текилы и с грустью произнес:
— За нашего Славу Звонарева. За упокой его души. И за ваш успех, — он быстро выпил, закусил лимоном.
Дронго последовал его примеру. В последние годы ему полюбилась именно текила, или, скорее, сам обряд ее поглощения: сначала нужно лизнуть соль, потом выпить обжигающую жидкость и только в конце закусить лимоном, чтобы создать полный букет ощущений.
— Кто, кроме вас, знает о моем участии в этом деле? — спросил Дронго.
— Только я и двое наших сотрудников. Это идея пришла в голову одному из наших ребят, пишущему на криминальные темы.
— Вот вам бумага, — Дронго достал из кармана небольшую записную книжку, вырвал листок, — напишите их имена и фамилии. Желательно домашние телефоны и адреса, если помните. И свой телефон тоже. Можете дать мобильный.
— А для чего их адреса? — удивился Сорокин, пододвигая к себе бумагу и доставая ручку.
— Для проверки. Я должен быть убежден, что они не подставили нас обоих.
Вполне вероятно, что ваши конкуренты или недоброжелатели захотят обыграть такой выигрышный факт. Главный редактор самой популярной московской газеты не доверяет властям и нанял частного детектива. Согласитесь, что такой сюжет может пойти на первые полосы. Я уже не говорю о том, как его могут использовать политики. В том числе и вероятные кандидаты в президенты…
— Я понял, — кивнул Сорокин, — вот здесь все телефоны и адреса. — Еще что-нибудь?
— Только одно. Я хочу подробно поговорить кое с кем из ваших сотрудников.
С теми, кто общался со Звонаревым перед смертью. Это можно организовать?
— Конечно. С любым. Я могу представить вас журналистом зарубежной радиокомпании, собирающим материал о погибшем Звонареве. Обычно вопросы корреспондентов и следователей почти не отличаются.
— Тогда все в порядке. Должен признаться, что меня радует ваша осведомленность. Вы неплохо подготовились к нашей беседе.
— Как и вы, — пробормотал Сорокин.
— В таком случае начнем именно с вас. Расскажите мне подробно, что случилось в вашей редакции за несколько последних дней перед смертью Звонарева?
И какие статьи он готовил или собирался опубликовать? А потом я приеду к вам.
Когда вам будет удобно?
— После четырех, — взглянул на часы Сорокин, — я буду ждать вас в редакции. В три я должен быть в правительстве.
— Договорились. А сейчас побеседуем еще…
Он не любил опаздывать. Это качество, выработанное за годы службы в органах, стало его принципом: никогда не опаздывать на любые встречи или совещания. Бывший полковник госбезопасности Ветров, ныне работающий начальником службы безопасности крупного банка, знал, как важно не опаздывать именно на эту встречу. Ему было уже за шестьдесят. Большая лысая голова, лицо с крупными бородавками на подбородке и у носа, мясистые щеки, чуть раскосые монголоидные глаза — очевидно, среди его предков были азиаты. Почти все бывшие офицеры КГБ и МВД довольно быстро и неплохо устраивались в новой жизни. Их бесценным опытом норовили воспользоваться как раз те, против кого генералы боролись всю свою прежнюю жизнь. Бывшие фарцовщики, спекулянты, валютчики, мошенники получали в обществе статус уважаемых людей, банкиров и предпринимателей, а, соответственно, боровшиеся против них офицеры милиции и госбезопасности становились их цепными псами, предпочитали вопреки укорам совести иметь очень неплохую зарплату и обеспеченную старость, чего не могло дать им государство, коему они честно служили всю свою жизнь.